История  движения  за  национальную  польскую  школу в  1905–1907  гг.  долгое  время  являлась  частью  исследований  по  истории Первой  русской  революции,  отдельно  изучалась  «школьная  забастовка» в  Царстве  Польском,  но  позиция  верхов  российской  бюрократии  в  этом вопросе детально не рассматривалась. В статье рассматривается эволюция позиций  верхов  российской  бюрократии  по  вопросу  о  преподавании  на польском языке в учебных заведениях Царства Польского в годы Первой русской революции. Впервые показаны различия в позиции официального Петербурга и губернской администрации Царства Польского. Губернская администрация  была  более  заинтересована  в  достижении  стабильности в крае  либеральными  методами  и  была  готова  к  уступкам,  когда  члены Совета министров и император сначала занимали неопределенную позицию. На основе анализа ежведомственной переписки, часть которой впервые вводится в научный оборот, делается вывод о том, что колебания царского правительства в решении вопроса о национальной польской школе не  способствовали  стабилизации  ситуации  в  регионе  в  годы  революции, а победивший в итоге либеральный курс не дал ожидаемого эффекта.

Проблемы в образовательной сфере актуальны не только на сегодняшний день. Так исторически сложилось, что любые социальные потрясения  в  стране  откладывали  свой  отпечаток  на  народное  образование. Не стали исключением и события почти столетней давности. Система аграрного образования в Советской России в условиях свертывания  нэпа  и  курса  на  модернизацию  деревни  испытывала  большие сложности. Немногочисленная сеть учебных заведений, их диспропорция, низкая пропускная способность, бедное материальное положение и слабый уровень  выпускников  не  могли  удовлетворить  потребности  Наркомата земледелия в связи с новыми задачами, стоящими перед сельским хозяйством. Отсутствие надлежащей помощи и контроля со стороны вышестоящих организаций по отношению ко многим учебным заведениям, особенно среднего  и  низшего  звена,  пагубно  сказалось  на  их  деятельности.  Государство делало упор на крестьянскую молодежь, старясь увеличить долю этого социального слоя среди всех поступающих. Но тяжелое материальное положение самих крестьян, их занятость, слабый уровень подготовки, наряду с отсутствием стипендий и общежитий во многих учебных заведениях, делали эту задачу малоперспективной. Для преодоления сложившегося положения требовалась перестройка всей системы подготовки аграрных кадров, существовавшей на тот момент совместно со всеми заинтересованными организациями.

Статья  посвящена  развитию  социальной  сферы  Кировского  края/области  в  годы  второй  пятилетки  (1933–1937).  В ней  обоснована прямая связь между динамичным развитием промышленного сектора региональной экономики и изменениями в социальной сфере. Авторы прослеживают, как менялись доходы и покупательская способность населения региона, приводят соотношение средних зарплат в разных отраслях и цен на основные потребительские товары на фоне отмены в Советском Союзе карточной системы распределения. Кроме того, в статье приводятся данные  по  расходам  регионального  бюджета  на  развитие  инфраструктуры,  образование,  здравоохранение  и  «точечную»  социальную  поддержку незащищенных слоев населения, а также прослеживается положительная динамика количества школьников, лечебных заведений, учреждений культуры. Авторы констатируют координирующую роль и методы управления региональных партийных органов, применяемых в процессе решения задач социального развития края, в защите интересов рядовых работников промышленности и сельского хозяйства. Вместе с тем, отмечая положительную тенденцию развития социальной сферы в обозначенных географических рамках, авторы обращают внимание на целый комплекс ее системных проблем. Они относят к таковым нарастающую  в  течение  всего  периода  жилищную  проблему,  диспропорции  в  развитии  крупных  городов  и  сельской  местности,  недостаточный уровень медицинской помощи, оказываемой населению, серьезные недоработки в вопросе образования молодежи. Несмотря на это, авторы приходят к выводу, что Кировский регион в годы второй пятилетки был динамично развивающейся территорией, имевшей хорошие перспективы.

Исторические  источники  и  свидетельства  очевидцев IV Крестового  похода  во  многом  отражают  сложность  и  остроту  противоречий между западным и восточным христианскими мирами на рубеже XII–XIII вв. Эти свидетельства и повествования исходят от самых непосредственных  участников  военных  событий,  развернувшихся  на  берегу Босфорского пролива в 1203–1204 гг. Авторы этих материалов принадлежали к двум противостоящим лагерям, и потому анализ этих источников представляет довольно полную и яркую картину происходившей трагедии. Внимательное  ознакомление  с  указанными  материалами  позволяет  хотя бы частично увидеть и осмыслить причины начавшегося военного противостояния между западными и восточными христианами, представлявшими еще недавно – в первой половине XI в. – единую Вселенскую Церковь. Источники  ярко  отражают  настроения,  царившие  в  лагере  крестоносцев в апреле 1204 г., колебания и сомнения основной массы крестоносных воинов в правоте своих действий при подготовке к штурму Константинополя. Очень  многие  из  них  понимали,  что  им  придется  поднять  меч  на  единоверцев – христиан Востока. Самым трагическим итогом Крестового похода 1202–1204 гг. стал разгром Константинополя воинами Креста. Для ромеев (византийцев) это стало причиной распада Ромейской империи. Для всех восточных  христиан –  гибелью  столицы  ортодоксального  христианского мира.

В  статье  на  основе  анализа  исследовательских  работ школьников, участвовавших в конкурсе Всероссийских юношеских чтений им. В.И. Вернадского в период 2005–2020 гг., рассматриваются представления о Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. вступающего в жизнь поколения  XXI  в.  Специфика  содержания  учебно-исследовательских работ школьников, посвященных истории Великой Отечественной войны, определяется тем, что юные авторы в поисках правды стремятся объективно  осмыслить  реалии  прошлого,  установить  достоверность  факта.  Отметим, что герои в школьных работах – рядовые люди, зачастую не имеющие официально признанных заслуг, а потому их документы в государственные архивы все еще не принимаются. Председатель Российского исторического общества Сергей Нарышкин на открытии выставки «Человек и война. Нерассказанная  история»  подчеркнул,  что  история  подвига  советского народа  передается  через  письма  с  фронта,  фотографии,  семейные  воспоминания, личные вещи. Именно на этих источниках юные исследователи постигают историю Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Автор статьи приходит к выводу о сохранении в народном самосознании исторической памяти о Великой Отечественной войне, о возможности использовать  юношеские  исследовательские  работы  в  качестве  источников личного происхождения для изучения проблемы исторической памяти народа.

В  статье  рассказывается  о  документах,  посвященных архитектурно-художественному  оформлению  зданий  Марфо-Мариинской обители милосердия и труда в годы настоятельства великой княгини Елизаветы  Федоровны  Романовой.  Поиск  источников  по  истории  создания  архитектурного  комплекса  Обители  значительно  затруднен  в  связи с тем, что фонд Обители не сохранился как цельное собрание в архивах. В рамках работы по реконструкции историко-документального наследия Марфо-Мариинской  обители  автор  делает  попытку  систематизировать документы,  отражающие  историю  строительства  и  обустройства  Обители на основе историографического анализа трудов, посвященных истории Обители, опубликованных и неопубликованных источников. Автор отмечает, что в последние годы заметно возрос исследовательский интерес к истории Марфо-Мариинской обители и, в частности, к ее архитектурному ансамблю, что было вызвано торжественными событиями в честь столетия Обители в 2009 г. Однако в отечественной историографии в  основном  делается  акцент  на  изучении  архитектурно-художественного оформления храма Покрова Пресвятой Богородицы – выдающегося творения русского архитектора А.В. Щусева. Представленный обзор архивных документов дополняет уже известные сведения о всем комплексе зданий Марфо-Мариинской  обители,  дает  представление  об  информационном потенциале московских архивохранилищ по представленной тематике.

Статья посвящена жизни, творчеству и документальному наследию известного за рубежом, но малоизвестного в России историка и архивиста Бориса Моисеевича Сапира. Б.М. Сапир прожил долгую жизнь (1902–1989  гг.),  полную  самых  разных  событий.  Родившийся  в  1902  г. в г. Лодзи, в принадлежавшем тогда России Царстве Польском в еврейской русскоязычной семье, Б.М. Сапир не всегда по своей воле оказывался  в  центре  крупнейших  политических  событий  и  отчасти  войн  первой половины XX в. Уже в 1914 г. он вместе с родителями приехал в Москву. Сапир  заинтересовался  социал-демократическим  движением  и  вступил в партию меньшевиков. Однако, не будучи врагом Советского государства, он в 1919 г. в возрасте 17 лет вступил в Красную Армию, демобилизовавшись только в 1921 г. Вскоре, однако, был арестован и до 1926 г. находился в заключении и ссылке. В 1926 г. ему удалось бежать в Германию (тогда Веймарскую республику). Там он стал активистом международного молодежного  социал-демократического  движения.  С  приходом  в  Германии к власти  нацистов  начались  его  длительные  мытарства  по  разным  странам.  Это  были  Нидерланды,  где  он  начал  активно  заниматься  историей русского народничества и меньшевизма (эта тематика стала главной в его научной деятельности). Потом судьба забросила его на Кубу, где он стал изучать  историю  местной  еврейской  общины,  затем  –  в  США.  Только после Второй мировой войны Сапиру удалось приехать в Нидерланды, где он наконец стал заниматься историей революционного движения в досоветской  России.  Там  он  обрел  не  только  любимое  занятие,  но  и  семейное счастье. Свою реабилитацию ему пережить не удалось. Он скончался в 1989 г., а официально был реабилитирован в СССР только в 1991 г. Родные Бориса Моисеевича получили документы о его реабилитации в 1992 г. Наиболее значительная часть документов Б.М. Сапира хранится в США, в Бахметьевском архиве (при Гарвардском университете). Копия научно-справочного аппарата к коллекции (фонду) Б.М. Сапира была оцифрована и стала доступной для пользователей Интернета. Однако подробное изучение документов Б.М. Сапира – дело будущего.

В статье рассмотрены результаты деятельности Тверского губернского архивного бюро (губархбюро) в 1919–1923 гг. по выявлению и организации документов воинских подразделений и военных организаций, эвакуированных в г. Тверь в 1914–1917 гг. в связи с военными действиями на территории Российской империи. Революционные события 1917 г. не позволили своевременно транспортировать документный комплекс в Петроград, документы остались в Твери, Бежецке и Ржеве в несистематизированном и неописанном виде, без обеспечения удовлетворительных условий их хранения. В статье охарактеризованы действия Тверского губархбюро по розыску документов и организации приема их на государственное хранение. В процессе исследования был проанализирован состав сложившегося документного комплекса: помимо документов военных организаций с территорий, оставленных русской армией, были эвакуированы документы гражданских организаций Российской империи, функционировавших на  территории  современных  Белоруссии,  Литвы  и  Польши.  Документы условно были объединены в комплекс по территориальному признаку как документы организаций, действовавших в Ковенской и Виленской губерниях. В статье также предпринята попытка проследить судьбу документов, поступивших на государственное хранение. В 1921 г. часть фондов учреждений бывшей Российской империи, действовавших на территории Ковенской губернии, была передана литовскому правительству. Этот комплекс состоял  из  документов  гражданских  организаций,  документы  воинских подразделений и военных организаций оставались в тверских архивохранилищах до 1926 г.

В  статье  отражено  осмысление  К.П.  Победоносцевым событий  Русско-турецкой  войны  1877–1878  гг.  Он  подметил  духовное разделение общества в условиях вызовов военного времени. В основе его лежала  христианская  совесть  личности  либо  ее  духовная  пассивность. Война 1877–1978 гг. разделила русское общество на искренних деятелей, готовых пожертвовать своей жизнью, имуществом, временем, формальной репутацией ради веры, царя, отечества, страждущих ближних, и на тех, кто предпочел облечься в своекорыстие и скепсис, прикрывшись равнодушием и инструкциями. Чем больше формализации в деятельности должностного лица, тем более вреда и менее эффективности. Фаворитизму и воровству подобный порядок не вредил. Чем меньше работы за совесть, ради любви к ближнему и исполнения своего долга перед Богом, тем больше необходимость в страхе перед наказанием. С другой стороны, чем более деятельность должностного лица формализована, тем больше страх ответственности при проявлении инициативы. В общественной деятельности военного времени мыслитель также видел разделение на скромных подвижников и шумных демонстративных личностей, которые, действуя напоказ, больше вредили делу. С другой стороны, по мнению К.П. Победоносцева, война пробудила многие спавшие в народной среде силы.

Первый и пока единственный художественный фильм об Андранике Озаняне (1865–1927) снят летом 1928 г. в Болгарии. Кто обеспечил  финансирование,  кто  создал  фильм,  почему  именно  в  Болгарии, почему не показывали фильм в советской Армении… – это часть вопросов, на которые будем искать ответы. С этой целью и проведен поиск источников в архивах и музеях в Армении и Болгарии. Самым  богатым  источником  о  нем  является  личный  фонд  армянского  эмигранта  в  Париже  Аршавира  Шахатуни  (1882–1957).  После его смерти документы были переданы в Музей литературы и искусства им. Егише Чаренца в Ереване. Среди них особое место занимают биографические документы, документы о театральных ролях и ролях в кино, которые он исполнял, материалы о раннем кино и истории создания фильма «Андраник». В Национальном архиве Армении хранятся документы, которые раскрывают участие Шахатуни в Первой мировой войне, а также в управлении Первой Армянской Республикой (1918–1920) в качестве коменданта и начальника города Эривана. Ценнейшим источником является сам художественный  фильм  «Андраник»,  который  поступил  в  Государственный архив Армянской ССР в 1972 г. В этот период имя Андраника было под запретом:  до  конца  80-х  гг.  ХХ  в.  существовала  цензура,  и  противоречивые оценки Андраника со стороны армян и азербайджанцев («герой» или «враг») «затушевывались».Поэтому, по всей вероятности, фильм попал в Армению через Армянское  общество  дружбы  и  культурной  связи  с  зарубежными  странами, которое было создано по решению ЦК КП Армянской ССР. Официальная  деятельность  общества  была  связана  с  культурными  событиями  за рубежом, но на самом деле общество искало информацию о политических эмигрантах. В болгарских архивах находятся «следы» выступлений Шахатуни на театральных сценах, а также переписка с артистом Георгием Стаматовым (1893–1965), в которых содержатся ценные сведения об истории и процессе создания фильма.

В  статье  вводятся  в  научный  оборот  документы  (автобиография  и  воспоминания)  из  личного  дела  Героя  Советского  Союза Л.А. Буткова, отложившиеся в коллекции Героев Советского Союза (Центральный государственный архив города Москвы, ф. П-8682). Если автобиография представляет собой текст до крайности формализованный, то воспоминания,  в  которых  упоминаются  ненавистные  автору  «гансы»  и «фрицы», написаны живым языком, отражающим впечатления тех рядовых бойцов, которые по большому счету и выиграли Великую Отечественную войну. Звание  Героя  Советского  Союза  было  присвоено  командиру  роты 164-го гвардейского стрелкового полка 55-й гвардейской стрелковой дивизии 56-й армии гвардии старшему лейтенанту Л.А. Буткову 16 мая 1944 г. за отличие в Керченско-Эльтигенской операции. Рота первой высадилась на занятый неприятелем берег и удержала плацдарм, обеспечив успешную высадку всей дивизии. В ходе боя командир роты лично уничтожил станковый пулемет с расчетом и 11 солдат противника. Документальная  коллекция,  в  которой  хранится  дело  Л.А. Буткова, была  собрана  после  войны  Институтом  истории  партии  при  МК  и  МГК ВКП(б) во главе с директором института Г.Д. Костомаровым.